Сан Саныч
В рубке сильно накурено, но зато тепло. На ветровом стекле круглый термометр показывает чуть выше десяти. Спрашиваю, можно ли постоять?
У штурвала Сан-Саныч, рядом сидит капитан.
Я пришел в рубку не только из голого желания постоять немного рядом со штурвалом, но с вопросами. Не первый раз хожу на речных теплоходах и немного знаком с речными навигационными знаками, но сейчас, сидя на палубе впал в недоумение, потому что потерял всякий ориентир. Спрашиваю – как идем-то? – ни створа, ни буйков!
Сан-Саныч выводит меня из рубки на мостик и показывает на задний створ, оставшийся за кормой. Чуть позже жалуется: наверное, Сухона одна из самых сложных рек, по которой доводилось ходить. Он ходил практически по всей Европейской части России: по Волге до Астрахани, по Каме до Перми, по Белой до Уфы, по Неве, теперь вот здесь до Архангельска.
Разговор прерывается на сложных поворотах и когда Сан-Саныч в бинокль пытается разглядеть на воде вешки. То ли денег у государства нет, то ли что – буйки ставят далеко не везде, вместо них из воды торчат белые и красные шесты – вешки.
Сухона сейчас в Мае разлилась, вода бурная и рябая, вешки разглядеть трудно, да и сама по себе река сложная, дно каменистое, поэтому, говорит, напряжение на узлы большое. «Да и на нервы тоже» – добавляет.
Так утку на рябой воде примешь за красную вешку, а чайку за белую. Вообще уток тут много. Постоянно перелетают реку прямо перед носом корабля. Низко летят, тяжело.
Замечаю, что вместо привычной стойки машинного телеграфа в рубке два маленьких хромированных рычажка. Спрашиваю, почему так – оказывается год назад только поставили новое оборудование, два новых дизеля. Они гораздо мощнее и тише родных советских, вот сейчас идем ещё не полным ходом, километров 17, а на старых это был бы максимум.
Потом механик говорил, что четырех палубников, наверное, сможем обогнать на глубокой воде.
Спрашиваю: «а 305-й не прошел бы тут?» – «нет, не прошел бы».
Вообще, говорит Сан Саныч, дурацкий теплоход: медленный, некрасивый и неповоротливый – пузырь! Вот, к примеру, Белинский, тоже двухдечный, такой же мощности машины, а обводы совсем другие – гораздо шустрее идет. Да, – добавляю я, вспоминая как Белинский стоял на Тамарином причала на Соловках, – его в море выпускают.
Видимо, к Белинскому у Сан-Саныча своя любовь. Когда я спросил его, на чем ему нравилось ходить больше всего, сказал, что на грузовых. Матросик рядом весело добавил – «ага, никто мозги не конопатит, мол, душ сломался…»
Потом Сан-Саныч добавил: «на Белинский вон не взяли…»
Гендерные признаки
По рекам ходит, ездит и плавает огромное количество посудин.
Я привык, конечно, к большим серийным немецким, чешским и австрийским пассажирским судам. Все эти разнообразно перестроенные 305е, 588е, 301е и 302е проекты… Но есть и наши родные советские шедевры судостроения.
По Сухоне ходит «Николай Яковлев» переделанный из старого советского теплохода в…теплоход-трансформер! За несколько часов из обычного туристического корабля он перестраивается в банкетный зал. На мой взгляд – редкостная по неудачности задумка, не только потому, что она лишает все каюты на корабле санузлов (ну хотя бы раковин), но убивает всякую корабельную атрибутику. Вот заходишь ты в каюту немца 588. И нет сомнений в том, что ты на корабле. Каждая деталь, каждая мелочь рассчитана на то, что это корабль.
Например, стеклянная полочка над раковиной окружена аккуратным никелированным заборчиком, чтобы во время качки то, что лежит на полочке не разлетелось. Штатные графин и два стакана имеют свои никелированные держатели с той же целью. Шкаф намертво прикручен к стене и полу, имеет отдельную полочку для спас-жилетов, и обязательно замочки – чтобы дверцы во время качки не открывались. А окна! Это же шедевр! Сейчас их меняют на пластиковые… Но как их можно сравнить с полностью, как в автомобиле, уходящими вниз стеклами, открывающими весь проем окна и не загромождающими и без того небольшое пространство каюты. И деревянные жалюзи, которые перекрывают доступ света, но пропускают речной воздух в каюту. Гремящие деревянные жалюзи, которые регулируются плоским шнуром.
Но нет. Экономика и бизнес заставляют перестраивать, перекраивать корабли. Я видел команду, которая чуть ли не со слезами на глазах у стенки Северного Речного Вокзала перестраивала свой теплоход. Кто-то перестраивает так, что глаз не оторвать, а кто-то подешевле…
«Николай Яковлев» - удивительное судно. Как бы его ни покромсали, остались на нем приятные «гендерные» признаки корабля.
Святая святых корабля – ходовая рубка. Доступ в неё простому смертному на любом большом корабле запрещен. Но только не на «Николае Яковлеве». Хочешь постоять? – стой. Хочешь покрутить штурвал? – крути. Я вел корабль полчаса. Полчаса! Мне отдали штурвал и изредка давали советы, где проходить: ближе к буйку, на створ, посередке между берегами... сам обогнул два острова…
Корабль ведут по навигационным знакам и по лоции. Лоции были составлены достаточно давно, но каждый год они обновляются в соответствии с изменяющейся обстановкой. Видите белую вклейку на правом листе? Такие появляются каждый год.
Команда сама обустраивала ходовую рубку и все, что её окружает. Иногда приходится идти по задним створам (тем, что остаются за кормой), для этого поставили обычные автомобильные зеркала заднего вида по бортам.
Центральный пульт управления спроектировал и собрал сам капитан. Очень гордится.
Машиной управляют не телеграф, а две крохотные ручки, как на яхтах.
Для общения с судами нужна рация. Идем (или едем, как они говорят) по реке, впереди – мыс (читай – резкий поворот с узким фарватером), по рации объявляем в эфир – «Николай Яковлев вверх на мысе таком-то», что означает – уступите дорогу, если кто идет вниз по течению на этом мысе.
Понятно, обязательно бинокль.
Но тут в рубке ты чувствуешь, что ты на корабле не только потому что перед тобой штурвал, но по таким специальным устройствам, которые не встретишь где-то ещё. Вот рукоятка, открывающая окно в ходовой рубке. Ее надо долго крутить. Открывается снизу так, чтобы никакая вода не проникла.
Или вот крючок, чтобы открытую дверь не мотало ветром.
На штурвале рукоятка, открывающаяся в сторону, чтобы было удобнее крутить.