Меня тут спросили: а почему счастливые? Ну то есть не так, конечно, но примерно так. Почему счастливые? – да, я не знаю точного ответа. Мне кажется, что там на острове, у каждого бывает свой момент счастья. Счастья в эту данную секунду, счастья от пребывания на острове или счастье от открытий, или счастье от отдыха, или счастье от простой еды, или счастье от молитвы, или счастье от солнца, или счастье от ответа на вопрос.
Счастье этого первого совместного завтрака в паломнической гостинице на берегу моря. Мужская половина гостиницы, огромное, неуместное для севера окно на залив и пристань. Здесь останавливаются на ночь за смешные для москвича деньги для того, чтобы переночевать в ожидании катера на Соловки. В женской части гостиницы трапезная много больше, там в углу лежат горкой сладкие пироги и стоит ящик, куда можно положить денег. Мы берем эти пироги на завтрак и в дорогу.
Спят там на нарах в 4 этажа. В мужской части трапезная не отделена никак от нар, поэтому рано утром и поздно ночью за чашкой чая мы стараемся не шуметь, не будить спящих. Здесь и семьи с детьми, и паломнические группы. Я как-то лежал там, не мог уснуть и в тишине услышал звук из плеера лежащего рядом человека – церковные пения.
Потом выходишь из протопленной и почти душной гостиницы: с моря ветер, сильно пахнет йодом, ты не привык и немного мерзнешь, комары. Идешь «к отцу Анатолию» - бывшей части Соловецкого подворья, церкви, где снимался «Остров». Или выходишь со своей кружкой чая на деревянный помост, выходишь в тяжелых туристических ботинках, которые так гулко бьют по доскам, в ещё чистой из дома тельняшке, плотных штанах (так непривычно чувствовать эту брезентовую ткань на себе после месяцев ношения нежных костюмов в офисе), выходишь без цели – так, померзнуть – выходишь, садишься на ступени и смотришь в море. Темноты нет. Белая ночь.
Потом катер, коробки с едой на полторы недели, высматривание белой точки монастыря на горизонте, шумная пристань. Соловецкий монастырь остается в стороне от нашего пути вместе со всеми приехавшими с нами на одном катере и растерянными туристами. Полчаса и мы в глубине острова на Варваринском причале в Долгой губе. Губа – это залив.
Нужно снова грузиться на катер, который отвезет нас уже на остров.
Полчаса мы выбираемся на катере между крошечных островов в море и ещё полтора часа идем до Капорской губы на острове. Там катер швартуется посреди губы и на двух лодках мы перебираемся на берег.
Все.
Тишина. Можно упасть коленями в песок. На песке обрывки водорослей и обмытые палочки. Я подхожу поцеловать поклонный крест. Это происходит как-то легко и без стеснения. Душа успокаивается – добрались.
Мы оставляем вещи на берегу и идем в скит. Да, на берегу есть пара сторожей, но здесь можно было бы оставить вещи и без них. Нет никого чужого.
Добираемся до Голгофо-Распятского скита. Новый храм открыт, мы заходим поздороваться со скитоначальником, договориться о машине, после чего нас отводят в трапезную и кормят обедом. Здесь случается наша первая беседа с монахом в этот приезд. Дальше идем ещё 5 километров в наш Троицкий скит, куда уже перевезли наши вещи с берега.
Устраиваемся. В монастыре каждый год новая ситуация, нужно по-новому организовывать пространство, жилье и распорядок, не так как в прошлом году. В скит зашел Гриша – сторож с мыса Кеньга. Обнимаемся.
На следующий день, кажется, ещё нет работы, и есть время для прогулки. Утром мы идем на службу в отреставрированный храм в Голгофо-Распятском скиту, после службы там завтракаем и идем обратно. Можно отдохнуть и потом я отправляюсь к Троицкому мысу (на «Спасалку»), а оттуда по западному берегу до Кеньги и обратно в скит.
После этого уже работы. Мы с Василием вытаскиваем из леса сухостой, рубим его на поленья и складываем вдоль дороги, чтобы потом собрать на машине. Другие срочно помогают ворошить сено. На острове теперь три лошади, для них на зиму нужно заготовить много сена, а лето на севере дождливое и холодное. Чудом за все время нашего пребывания было всего два не слишком серьезных дождя, поэтому мы успеваем высушить и убрать в амбар большую часть сена.
В ещё один доставшийся нам выходной я решаю повторить свой прошлогодний подвиг и сходить в поход к восточному мысу острова – Колгуеву, но затем передумываю и иду утром снова на службу и первый раз причащаюсь на острове. До этого не решался.
Служба здесь тяжелая: начинается в 4 утра и длится 5 часов. В храме темно и читают при свете крошечных свечей. Постепенно светлеет. Храм находится на небольшом пятачке, на самой верхушке горы и из окон виден лес внизу и вдалеке море. За время службы храм пару раз окружает плотный туман и успевает уйти к концу службы. Удивительно и чудесно, как в храме становится все светлее по мере того, как служба набирает ход и подходит к своей важнейшей точке. Но стоять после трудовой недели не просто, после такой службы выходишь на улицу немного другим.
Впереди остается целый свободный день. Я хочу пройти от мыса Кеньга до Капорской губы, по южному берегу, но до этого есть время медленно пройтись по нашему скиту и посмотреть, как мы живем.
В этом году – для сушки одежды выделена отдельная небольшая келья, которую мы как следует протопили. Там пыльно, но у печи одежда и обувь сохнут быстро, в наших условиях это бывает очень важно.
Умываемся мы из пластиковых рукомойников на улице.
В этом году какое-то особое удовольствие я получил от мытья посуды (чего никогда в жизни не любил). Сидишь себе на мостике над ручьем, перед тобой гора посуды из нержавейки на всю нашу братию, сидишь – и спокойно так, не торопясь, тщательно моешь…
Паломники с большого Соловецкого, приходящие каждый день с экскурсоводом к скиту, видны из окна трапезной.
Артем набрал на Троицкому мысу чабреца и сушит его на печи для чая.
Чай. Странно как-то об этом писать. За ужином начинается беседа с отцом Тихоном, в какой-то момент, ты обнаруживаешь себя, сидящим с кружкой этого остывшего чая, с отвеченными вопросами, которых ты не задавал вслух, с новой информацией в голове и с новыми векторами в своей жизни. И эти векторы тебе нравятся – они не революционные, они, скорее, придают смысла твоей жизни, какой-то, как кажется, верной направленности.
После все идут на вечернее правило в наш храм, и каждый несет в себе эту беседу, каждый по-своему.
На следующий день продолжается работа. В воскресенье приехал водитель шишиги и мы вывозим из леса заготовленные дрова.
Вот сейчас уже не помнится, как это было, но тогда мы говорили – работаем по «жесткой схеме». Трудно было в этом году, трудно именно в физическом плане, мы все сильно уставали и болели.
Отдыхали за обедом. Отдыхали на дровах. Отдыхали на прогулках к морю.
И потом все как-то быстро закончилось. Мы быстро-быстро завтракаем, допаковываем рюкзаки. К скиту уже подъехала машина за нами. Я не успеваю сфотографировать рано утром плотный и красивейший туман над Троицкой губой, захватываю только его небольшой остаток. Мы спешно фотографируемся на память с отцом Тихоном, отцом Иоанном и Гришей. Мы какие-то другие люди на этой фотографии. Я очень подолгу смотрю на неё.
Потом мы залезаем в кузов шишиги, и на этом наша история в этом году обрывается. Вот мы ешё тут, на острове, мы ещё видим отцов и Гришу, но Гриша уже надевает шапку, сейчас повернется, сядет на велосипед и поедет встречать туристов на Кеньге. Как всегда. Как каждый день. И это все продолжается без нас. Отцы возвращаются в скит и у них продолжается своя монашеская жизнь. Они все уже не посмотрят на нас. А я смотрел на скит до последнего. Смотрел также, как и полторы недели назад, когда только появился скит из-за леса, когда хотелось уже не идти, а бежать.
Если бы я бы актером и играл сейчас спектакль – сделал бы длинную паузу. После неё сказал бы так: а на море был туман.
Туман был такой сильный, что катера посреди Капорской губы не было видно. До Большого Соловецкого мы добирались по приборам, слушали переговоры других судов на входе в гавань Благополучия. Там, откуда к нам доходил сигнал их раций, было много народу, была активная морская жизнь.
После катера мы тряслись по разбитой Соловецкой дороге до поселка.
Приходили в себя целый день на Большом Соловецком.
Приходили в себя, рассованные по разным вагонам и боковым полкам в поезде.
Счастливые.